БАЕМИСТ

АНТАНА

САКАНГБУК

САКАНСАЙТ

НАЗАД

РИТА
БАЛЬМИНА

ВПЕРЕД

 

 

 

balmina0.jpg (14796 bytes)

Рита Бальмина. Стань раком. Стихи и картины. - Тель-Авив, 1998.- 144с. Целлофанированная твердая цветная обложка. Цветные репродукции картин автора. Подарочное издание. Издание финансировано фондом президента Израиля в поддержку писателей и ученых. Осталось в наличии около 10 экземпляров.  
Для России - 65 рублей, для СНГ - $.4.  Для дальнего зарубежья - $.10

 

 

 

 

Заказать книгу почтой...

 

САЛОМЕЯ

Стриптиз в главе Священного Завета -
Я тоже голой танцевать умею.
Но девственная шлюха Саломея
Чьей головы потребует за это?
Ей нужно казни одного невежды -
Но царь осоловел на ложе лени:
Его ли соблазнят колени
Из под расшитой золотом одежды?
И стерва пляшет легкой рыжей серной
И стан свой гибкий извивает рьяно,
Чтобы постигла участь Олаферна
Обидчика царевны - Иоанна.
А взгляд царя трезвея и дурея
Следит за недотрогой - длиннонога...
Ей нужно крови одного еврея -
А это для царя не так уж много
За плоский нежно-розовый живот,
Где в узком скользком девственном ущелье,
Меж влажных створок устрица живет
Под шерстью - некошерным угощеньем.
Рот Ирода кармельским хмелем смраден,
Слюной желанья захлебнулась речь:
От сальных алчных губ не уберечь
Тугих, лиловых, жадных виноградин
Ее сосков. Хрипя, как вепрь голодный,
За паха пышного пушистый клин
Ты все отдашь, всесильный властелин,
И все отрубишь у кого угодно.
Лукава обольстительная рать
В аорте исторических уроков
Привыкшая стопами попирать
Отрубленные головы пророков.
Довольно ягодицами вилять!
Глядите, добрые, глядите, люди,
Как стройная нетронутая блядь
Несет главу кровавую на блюде.

 

 

ПОЛЕТЫ НА МЕТЛЕ

1
Я знаю на улице Алленби каждую шлюху в лицо.
Я шумного нищего пьяницу возле большой синагоги
Опять обойду. Обойду и менял-наглецов,
Которые “куклой” с прохожих взимают налоги.
Я знаю: на улице Алленби можно купить сигарет
В любое ночное и даже военное время.
Ее тротуар субтропическим зноем прогрет
И свалкой отбросов, готовой родиться, беремен.
Я знаю: метут этот мусор поганой метлой
Филолог с Фонтанки, играющий рифмами тонко,
И черный, огромный, клыкастый, но вовсе не злой,
Потомок вождя людоедского племени в Конго.
Над их головами, нагая, лечу на метле
На грязную, черную, чертову эту работу:
Ведь я состою судомойкой при адском котле,
В котором свиные котлеты готовлю в субботу.
Так мне ли бояться пришествий и страшных судов?
Кто “куклу” судьбы разменял без судебных издержек,
На улице Алленби грязных чужих городов
Метлу свою крепко руками гудящими держит.
Целуй мне ладони мозолистых рук, дорогой,
Они огрубели, шершавой коростой покрыты.
На улице Алленби сделалась бабой ягой
Среди мастеров безработных твоя Маргарита.

2
Июль и улей шука “пишпешим”,
Мы на крючке арабской вязи Яффо
По вязкому асфальту зашуршим -
Шершавой ржавой жиже. Жар шарава
Лоб выплавляет потом на зрачки,
Вобравшие орущий торг толкучий:
Когда вонючи мусорные кучи,
Нос не спасут защитные очки.
Старик-старьевщик в куфие рябой,
Нас безуспешно зазывая в лавку,
За рукава потащит за собой
К захламленному черт те чем прилавку.
Ускорим шаг, чтобы в тени ограды
Кривой аркады оказаться - в гуще
Из винограда, киви, авокадо,
Еще зеленых, но уже гниющих,
Где жабры торжища дрожат жарищей,
Гортанна речь, лужёных глоток вопли.
Мы здесь не просто так, мы прозы ищем,
И праздности, и астраханской воблы.
Но рыбный ряд - кальмары и креветки,
Миноги и моллюски, раки, крабы,
И запах тины, гнилостный и едкий.
В парах гашиша торгаши-арабы,
Гривасты, угрожающе игривы
И агрессивны до возни крысиной.
Но ветра неожиданным порывом
Ломается хребет хамсина,
В лицо швырнув отбросы, шелуху,
Обрывки фраз, газет, картонной тары.
Ты отрываешься, витаешь наверху,
Взмываешь и летишь над Яффо старым,
Возносишься все выше и паришь -
Ты, с кем в обнимку сквозь обман шагала,
А под тобой невидимый Париж
И старый Витебск, видевший Шагала.

3
Пейзаж восточный утончен - вдали
Увечный век, увечный человек,
Которого сюда силком вовлек
Восторженный апологет Дали.
“Апологет” не путать с “плагиат”:
Ведь подлинник от подлости льняной
Едва ли отличит нетрезвый взгляд
Под синью с апельсиновой луной,
Где Яффо в явь ночную погружен -
Гнездовье магометовых внучат,
Чьи минареты к небесам торчат,
Возбуждены и лезут на рожон.
А тот, кто стал стофажем для пейзажа,
Зажав бутылку, ею подогретый,
Глядит на крепость, море, минареты
Сквозь лажу, сквозь воспоминаний сажу:
О том, как в неурочный час домой
Вернулся, как повел себя не тонко
С не знающим кириллицы подонком,
С полицией, и со своей женой.
Пока она косит под Натали,
Он сам себе оратор и оракул -
Вот сделает еще глоток араку
И воспарит с наскучившей земли.
А может быть, на землю упадет
Забытым сном про непорочный снег
Молочных, теплых материнских нег,
Рыдая, как последний идиот.

4
Я вижу Яффо по-другому,
И ты меня не убедишь
В том, что предутренняя тишь
В порту напоминает кому.
Здесь зной зловонный неизбывней,
И рыба пахнет анашой,
И пирсов каменеют бивни
Сквозь бриз в лагуне небольшой.
По кромке бахромы из тины
Хромает наловивший крабов,
А мол волной плюет картинно
На мокрых рыбаков арабов.
Им шлюхи-звезды строят глазки,
Блестят, что шекели-приманки,
Хотя куда острее ласки
У марокканки-наркоманки.
Та присосалась к сигарете -
Страшна, как божье наказанье...
А лунный серп на минарете
Острей ножа для обрезанья,
Острее брани на губах
Прямых потомков Авраама...
Органный бог, органный Бах
Из католического храма -
Дух духоты... Вдыхай, пиши,
Вложи в слова такие средства,
Чтоб состояние души
Передавалось по наследству.

5
Безалаберен, склочен, блудлив, суетлив
Пыльный город, не ставший прижизненным раем.
Я впадаю в твою нищету, Тель-Авив,
И под пеклом нещадным твоим загораю.
Я читаю, как чей-то чужой черновик,
Низких зданий на сваях бессвязную вязь.
Ты в эпоху Мандата к шифровкам привык,
И удав удивленья вползает, давясь,
В узость улочек, коих запретные строки
Левантийскою скукой до буквы прогреты,
А с утра по-арабски свой голос жестокий
Издает восклицательный знак минарета.
Ты похож, Тель-Авив, на карманного вора,
На салат из борделей, кафе и гостиниц,
На гибрид синагоги с хоральным собором,
Ты - восточный базар и восточный гостинец.
Здесь в пять тысяч никак не запомню каком,
Накануне еврейского Нового года,
Дед-Хамсин преподносит мне горловый ком,
И горька мне закуска из яблок и меда.
Предвкушаю застолья своих ностальгий
По тебе, Тель-Авив, - эту ношу слоновью:
Изнасилуй, влюби, а потом оболги,
Наплевав мне в лицо безответной любовью.

6
На обветшалых пыльных декорациях
Линяет южный Тель-Авив ужом.
Четвертый год играю в эмиграцию -
Чужая роль на языке чужом.
По мишуре бумажной и картонной,
По скрипу нервному фанерных сходен -
Смотри, с каким апломбом примадонна
Из амплуа любовницы выходит.
Не аплодируй... Флёр небес на кольях,
Софит луны не виден и на треть,
Молчит суфлер героем из подполья,
А я готова со стыда сгореть.
Мне не припомнить реплики весёлой,
Уничтожаю паузой партнёра.
Хохочет подло над моим проколом
Галёрки флорентинской свора.
Я зубоскала с рожками, который
Ржал громче всех, по почерку узнала:
Он к этой пьесе, как и автор Торы,
Не написал счастливого финала,
Чтоб режиссёру не бросаться с крыши,
Коль замысел его не воплотится,
А лишь сойти со сцены без афиши
Или взлететь над Флорентином птицей.

7
Улица Шенкин. Шанхайский щенок разукрашенной суки
Делает лужу цветному джазисту на брюки.
Модные лица, точнее, под гримом гримасы:
Шенкин шикует у летних столов из пластмассы.
Вечер субботний с извечным аншлагом у баров
Сядет за столик в углу с мужеложеской парой -
Вкус демократии с пивом мешает хвастливо
Сохо, Бродвей и Монмартр, и Арбат Тель-Авива.
Шансы прибиться к чудным завсегдатаям выглядят скудно,
Ибо убоги Багамы богемного судна -
Слишком дырявы попсовые джинсы и минибюджеты.
Шенкин шинкует салаты сусальных сюжетов,
И, забираясь к Единому Богу за пазуху крыши,
Пишет стихи и картины и дышит гашишем.

8
Придаток улицы РАМБАМ -
Пустой кондитерской столы,
Где пена хлещет по губам
Тебя, наездницу метлы.
Поскольку лавочник зевал,
Его смущаешь наготой
Метлы, похожей на штурвал
Своей конструкцией простой.
Ты, важно утоляя жажду,
Жестянку к урне отшвырнешь
И, на метлу вскочив отважно,
За угол крыши завернешь.
Жестянка из-под “колы-дайет”,
Скользя по глинистой земле,
Без удивленья наблюдает
Твои полеты на метле.

9
Звери молятся богу охоты,
Лижут лысой луны затылок.
Вас назначили доброхоты
Пьяным джином пустых бутылок.

Ваши джинсы до дыр износом,
У виска колтуна солома,
И оправа блестит изломом
Над уныло повисшим носом.

Тесноватой рубашки клетка
Держит Ваше тепло в простуде.
Вы стареющий малолетка,
Допивающий лунный студень.

Полночь в лунном бездонном желе.
Полно в лунном бездомном жилье
Сомневаться, что Сивка-Бурка
Вас домчит на Красной Стреле
В Санкт-Авив из Тель-Петербурга.

10
Я просто иду домой
По улице неродной,
По городу неродному
К такому чужому дому,
К родному чужому мужу,
Который небрит, простужен
И ждет из другой страны
Письма от своей жены.
Я просто иду с работы,
Минуя большие лужи,
Уже прохудились боты,
И нужно готовить ужин
Больному чужому мужу,
Который устал от кашля,
Которому стало хуже,
Которому тоже страшно.

 

 

 

 

 

balmina1.jpg (12095 bytes)

Рита Бальмина. Послесловие к оргазму. Репринтное издание. - Москва, 1999 - 144 с. Тир. 500 экз. Целлофанир. фотообложка ( оформление Иваны Максимович). Графика автора. Рита Бальмина родилась в Одессе, известный израильский поэт и художник, член ПЭН-клуба, лауреат премии им. Довида Кнута, автор нескольких книг. Настоящая книга — точное воспроизведение израильского издания 1996 г. ( изд-во “Мория”). Стихи Риты Бальминой не могут оставить равнодушными ни женщин, ни мужчин. Здесь и тоска по родине, и сложные реалии современного Тель-Авива, и откровенная любовная лирика. Многие стихи Риты Бальминой настолько пронзительны, что запоминаются наизусть с первого прочтения. Автор весьма смело и в то же время с большим вкусом и тактом рассказывает о своей личной жизни. Удачная находка Бальминой — совершенно новая поэтическая форма — так называемая “венок-поэма”.  
Для России - 65 рублей, для СНГ - $.4.  Для дальнего зарубежья - $.10

 

 

 

 

Заказать книгу почтой...

МЕНАДА

Взахлёб, взасос, сползая на колени,
Срывая с тела все, чтоб не мешало,
Я захотела стать менадой талой
В магическом фаллическом моленье.

Взахлёб, взасос изласканный отросток,
Продолговатый идол — ты заложник
Скольжения во лжи движений сложных
И наслаждений обоюдоострых.

Взасос, взахлёб, вберут прибоя губы
Слюну волны с окатышем блестящим
И, поглотив, на глубину утащат,
Дыхание перемыкая грубо.

Взасос, взахлёб, горячий гладкий камень,
У глотки кляпом вкус горчащей соли,
И уст усталых алые мозоли
Над нёбом с пенистыми облаками.

Взахлёб, взасос, распластанной менадой,
Солоно-горькую глотаю жижу.
За нрав языческий и за язык бесстыжий
Других наград менадам и не надо.

 

ЭКЗОТИКА

На самом деле было хорошо
Спать у костра в обнимку с чужаком,
И в ледяную воду — нагишом,
И по безлюдным скалам — босиком.
И падая в косматую траву,
На варварском наречье этих мест
Шептать ему, что брежу наяву,
Что здесь мне никогда не надоест.
Но твердо знать, что это эпизод:
Через неделю, если повезет,
За мной сюда вернется вертолёт
И на Большую землю заберёт.

     

Рита Бальмина — один из ведущих израильских поэтов, поэт очень серьезный.
Она же — и художник. Обе книги содержат ее изобразительные работы. Одна
(“Стань раком”) — цветные репродукции ее картин, другая — “Послесловие к
оргазму” - графику. Обе книги целлофанированные. Первая — цветная, очень
красиво издана, практически вся разошлась в Израиле, имеется около 20 экз.
Вторая книга переиздана репринтно в Москве этой осенью ( 500 экз.) Быстро
расходится.

balmina2.jpg (26693 bytes)
ИЗ КНИГИ  "ЛИШНЯЯ ЖИЗНЬ"
(стихи последних лет)

***
Полночный бог, моя молитва
У горла твоего, как бритва,
Она опасна и остра.
Луна мне сводная сестра
На своды потолка, на стены
Она бросает тени тлена.
Моя небесная родня
В сомнамбулы зовет меня.
Ее ущерб едва заметен.
Протуберанцы звездных сплетен
Падучие, как кирпичи,
Ее преследуют в ночи
Пока она по звездным стеклам
Льет голубое молоко
Туда, где тучам полудохлым
Ползти по небу нелегко,
Чтоб заиграли в лунном свете
Как мудрые седые дети,
Которых лунный свет хранит
От плит полночных панихид.
Я выключу, поскольку поздно,
Свет лунный, облачный и звездный.
Полночный бог, храни меня
От песен солнечного дня.

 

***
День расплавляется у ног,
Тягуч и влажен.
Я забреду на огонек
Горящих скважин.
И вырвусь из дневных оков
И круговерти.
Наручники для дураков
К запястьям смерти
Прикованы не для затей.
Пресытясь пайкой пестицидов
И нерожанием детей,
Как высшей формой суицида
Я буду идолов лепить,
Пренебрегая лженаукой.
Меня уже не утопить
В крови моих любимых внуков.

logo.jpg (4641 bytes)

 

Картины Риты Бальминой на www.antho.net/balmina

Летняя компания 1994 года...

Избранные стихи из четырех книг...

Отзыв...

 

ЗАКАЗАТЬ
КНИГИ
РИТЫ
БАЛЬМИНОЙ

КНИГИ НАЗАД:

КНИГИ ВПЕРЕД:

Василий СКРИПНИКОВ Любовь МЕДОВАР
Елена ДАНЧЕНКО Мария АРБАТОВА
Эвелина РАКИТСКАЯ Борис ВИКТОРОВ
Авраам ФАЙНБЕРГ Сергей САКАНСКИЙ
Ирина СУГЛОБОВА
  

БАЕМИСТ

АНТАНА

САКАНГБУК

САКАНСАЙТ