ГАЗЕТА БАЕМИСТ АНТАНА ПУБЛИКАЦИИ САКАНГБУК САКАНСАЙТ

НАЗАД

НАТАЛЬЯ
БЕЛЬЧЕНКО

ВПЕРЕД

 
 
 

 

 

Обложка книги

  Зверёк в ландшафте. Стихотворения. – Киев: «Визант», 2006. – 96с.

 

 

 

В своей очередной книге стихов Наталья Бельченко остается верна излюбленным темам и мотивам. Одушевленные пространство и время – в их числе.

Стихотворения Натальи Бельченко переводились на английский, французский, немецкий языки. Выдающийся австрийский писатель Петер Хандке после знакомства с ее творчеством так охарактеризовал поэтессу: «Вы … исполнены энтузиазма, а Ваша работа со словом – одухотворенного смысла».

 

 

 

© Н. Бельченко, стихотворения, 2006
© И. Жданов, предисловие, 2005
© Ю. Толмачева, художественное оформление, 2005
© Ю. Косин, фото, 2004

Заказать книгу можно у ее автора по адресу:

natal_bel@mail.ru

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В первый момент, попадая в мир стихов Натальи Бельченко, теряешься, как в незнакомой местности, где почему-либо надо найти что-то нужное. Еще это напоминает блуждание по полутемному помещению, в котором нужно осмотреться, найти привычные ориентиры. Однако автор и сам испытывает «боязнь вещей» – а отчего возникает она? В мире устойчивом, где предназначение вещи обусловлено, от нее не ждешь ничего неожиданного. Это как стрелки на циферблате: там-то и там-то они сойдутся, потом так-то и так-то разойдутся – лишь бы не случилось поломки механизма – все в свое время и всегда будет иметь свое место. У Бельченко вещи сдвинуты со своих мест: она заклинает номера трамваев, как язычники заклинали восход солнца, как будто без их заклинаний оно уже никогда бы не взошло больше. Вещи расстыкованы: не то что трамваи со своими номерами или охотники со своими зверьками, а и Орфей, давным-давно ни от кого не зависящий, никак не встретится со своей Эвридикой. Так постепенно из образуемого пространства возникает и облик автора, и диалог его с этим пространством.

Автора, как правило, узнают по голосу: он может быть громким, тихим, форсированным или исполненным белого шума, то есть каким угодно, но для чего нужен голос? Наверно, для того, чтобы поэт был узнаваемым? А для чего надо быть узнаваемым? Должно быть, для того, чтобы быть услышанным. Тому, кто хочет быть услышанным, обязательно кажется, что если его услышат, он знает, что делать дальше, потому что знает, что сказать. Но чаще всего сказавший и услышавший сказанное представляют собой некое уравнение или сообщающиеся сосуды, поэтому сказанное неразличимо в гвалте сказавших. Так вот, на мой взгляд, Бельченко идет не от того, что и как ею сказано, обрекая себя на потерю авторства, а от того, что могут сами вещи сказать от себя. Вещь в ее стихотворении обретается в образе. Как у царя Мидаса все становилось золотом, к чему бы он ни прикоснулся, здесь всякая вещь становится образом. И свойство его здесь таково: он в тебе живет, но в нем не живут. Из этого-то и вырастает конфликт, некое силовое поле (как между плюсом и минусом) в стихах Бельченко 
(«И белкой на ветвях не оказаться…» и т.д.). Отсюда-то и возникает боязнь вещей, т. е. из их внутренних сил, а не внешних свойств.

Основной тон стихотворений Бельченко нейтральный – неироничный, но и беспафосный, причем, когда она хоть ненамного отходит от этого тона, все сразу переводится в другой регистр, в другой план, в другую задачу.

Еще скажу об использовании аллюзий, ссылок, намеков: хорошо уже то, что у автора их не много. Уже банальностью становится мнение о том, что человеческая память слишком перегружена коллективной информацией. И то: сюжеты, персонажи, фигуры из переплетенного культурного слоя слились в пестроту до серости неразличимой. 
И автор о том же: «Кто из нас ничего не сказал тогда…»

Однако каким бы уплощенным ни казался общий фон этой культурной среды, от него никуда не уйти и с ним, каким бы он дальним ни был, у автора все время происходит диалог, то ненавязчивый, то настойчивый: «Скальп снимать с бледнолицего брата…» Это отсылка к пастернаковскому «сестра моя – жизнь», а тот отсылает к Франциску Ассизскому, который, в свою очередь, – к библейскому «волк будет жить вместе с ягненком, а барс будет лежать вместе с козленком». Одним словом, конца края не видно, только задашь какое-нибудь «культурное» слово.

Диалог с фоном носит характер конфликта, но, пожалуй, никогда не приводит к скандалу, а его неразрешимость заслуживает другого определения, как, например, в стихотворении «О, бездна моя, ты сильнее всех бездн, приходящих извне…»

Когда Бельченко испытывает своей наблюдательностью свое же пространство вместе с каким-либо собеседником или спутником (например, со своим маленьким сыном, с которым она совершает прогулки), мир ее поэзии наполняется частной мифологией, частной настолько, что извне она кажется безличной – и потому, когда даже нет никакого собеседника, стихотворение как будто обращено к какому-то конкретному лицу («Как СПб хочу смотреть…»), а именно: к себе или к себе же иному («подглядеть распредмеченным глазом…»). Конечно, это неизбежно выводит автора к вековечной теме двойничества («Кто вложил промокашку в тетрадку мою…»)

Мир стихов Бельченко сложный, многосвязный и слаженный настолько, что образы мечутся в нем, как искорки в плотном воздухе. Вот, например, удивительный случай самоуподобления: «улитка на изгибе саксофона», – здесь точность необъяснимая и непереводимая. И в большинстве случаев метафоры Бельченко точны и непереводимы, что говорит об исконной органичности ее поэзии.

 

Иван Жданов, Симеиз, июль 2005

 
 

 

 

* * *

У меня – бабочка в животе,
И светляк маленький в голове.
Ночь ведет пальцами по воде,
И луне кажется: здесь их две.

Есть вина явная, тайный знак –
За глаза всё на себя берем.
Где сойдутся бабочка и светляк,
Там и оставаться мне – на потом.

 

 

* * *

У тех, кто Брейгеля смотрел не на бумаге, –
В зрачках мельчайшие фигурки до сих пор,
Как будто в холст они набились и оттуда
Чуть что – спускаются по руслу новых глаз,
А в кровотоке головастиками виснут.
Когда к такому человеку прикоснется
Магнит зимы, в нем тотчас к полюсам
Летят охотники, и дети на катке,
                                 и несколько сорок.
Тут маяться заметно начинает
Любитель живописи. Он, не дожидаясь
Шенгенской визы, малою пичужкой,
Что непременно есть на полотне,
Становится, и движется к просвету
Меж кистью и пейзажем за окном.

 

  

ОБОНЯЕМОСТЬ ПАМЯТИ

1

Как мелок самый глубокий вдох,
С которым в памяти отмокал!
Весной чудеса застают врасплох
Вдохнувшего наповал
Земной промоины посреди,
А нюх заменяет и шаг и вкус.
Сквозь необитаинство пройди,
А я тебя дождусь.

2

Парк лежит плашмя в дневном покое,
Примеряя хватку ноября,
В запах канифоли и припоя
Нас двумя щепотками беря.
Мы же – записные вагабонды –
Вертикально вписаны в ландшафт.
К одному лишь безусловно годны –
Диафрагмой ласково дышать.
Ты на старом «ФЭДе» или «Зорком»
Прежде въехал в черно-белый свет,
А теперь блуждаешь по задворкам
Запахов, которым снимка нет.
Но внезапно под листвой найдется
Гильза от патрона тех минут,
На которых отыграло солнце,
А они вслепую не идут.

 

 

* * *

Осенний город – самый сильный
Из всех наличных городов.
Пройдя плавильни и давильни,
Он отлежался и готов

Листвой шуршащей отправляться
С дуги воздушного моста,
Чесать под шейкой самозванца,
И кемтозванца, и кота.

Цедить людей через бомбильи
Октябрьских парков золотых.
А тех, кому мешают крылья,
Лупить под дых.

 

 

* * *
                                 Лене Соколовой

Если детство приврало тебе, и когда
Вырастаешь, становишься сном,
Где уже не летают, и сказка пуста,
Как заброшенный аэродром,

Попытайся проснуться – проснись,
ободрись,
Пешки-глазки на поле построй.
Пусть мембраны у клеток второй
шахматист
Прорывает своею турой.

Прислонись к непрерывной моей голове,
И услышишь, как булькает страх.
Я любую минуту считаю за две,
С арифметикой я не в ладах.

Но глазки на картофельном теле стыда
Все равно по весне прорастут,
И чужие желанья вскричат «от винта!»,
Дефлорируя внешний уют.

Ведь когда вырастаешь, становишься сном,
Сам себя принимая за жизнь.
Пусть резвится искомая фауна в нем,
Только ты мне по-прежнему снись.

 

 

ВЗАМЕН

Не так вовне, как все-таки внутри
Ты катишься, запаяна в жестянку
Сознания, – сквозь города изнанку,
Окукливая взглядом фонари.

Не так вовне, как, видимо, внутри
Оправдано все то, что приключилось.
Коль у самой себя впадешь в немилость,
Другого за оплошность не кори.

Вот хлеб лесной (не съеден у костра)
Дожаривать пришлось на сковородке.
Жучки, зверьки и прочие находки, –
Среди которых разместить пора

Себя в зоологическом ряду, –
Кивают из коллоидного быта.
Расстанься с превосходством индивида –
И влейся в их прозрачную среду.

 

 

ПАРИЖ

1

Я жил в Париже. Говорил
На языке тех самых улиц,
Где крылья ангелов схлестнулись.
Тогда Архангел Михаил,
Веселой патиной сияя,
Пересекал ворота рая
Над садом Тюильри как раз.

Я шла туда, куда впилась,
Впивалась башня Монпарнаса,
Я ела розовое мясо
Французской живописи. Что ж,
Теперь, с задумчивостью сноба,
Я чувствую, как ставит пробу
На мне мистическая дрожь.

2

Уже неприлично его называть,
Город на букву П.
Неужто мне больше тебя не видать,
Город на букву П?
Такой между П и Ж городок –
Ребус его рабов.
Пять букв всего-то, а как жесток:
Явился и был таков.

 

 

* * *

           Нам с Таней Майданович

Две двойные половинки
Снегопада за окном:
Этот кофе по старинке
На Крещатике попьем.
Только гуща белой стала
За каких-то десять лет.
В тельце снежного кристалла
Преломляется сюжет,
Где в начинке капремонтной,
Извлеченной наголо,
Обнажался давний сон твой
Или все к нему вело.
Где реакция цепная
Проходных парадняков –
Ожидает нагоняя
Тот, кто к встрече не готов,
Но зато горазд вцепиться,
Как какой-нибудь шаман,
В перекрытья, в половицы
Или в рижский марципан.
Кто целует нелинейный
Снегопад во все места
В устье чашечки кофейной
У кривящегося рта.

 

 
 

 

Наталья Бельченко на Сакансайте
Отзыв...

ЗАКАЗАТЬ
КНИГИ
НАТАЛЬИ
БЕЛЬЧЕНКО

КНИГИ НАЗАД:

КНИГИ ВПЕРЕД:

Александр Кабанов Наталья Бельченко-кн.2
Владимир Ромм Игорь Кручик
Александр Мочайло Виктор Карпушин
Андрей Пустогаров Елена Ханина
Алексей Волков Игорь Бель
ГАЗЕТА БАЕМИСТ-1

БАЕМИСТ-2

БАЕМИСТ-3

АНТАНА СПИСОК  КНИГ ИЗДАТЕЛЬСТВА  ЭРА

ЛИТЕРАТУРНОЕ
АГЕНТСТВО

ДНЕВНИК
ПИСАТЕЛЯ

ПУБЛИКАЦИИ

САКАНГБУК

САКАНСАЙТ

 
Aport Ranker