Такими вопросами я задался по прочтении рассказа «Придурки-хроники» Татьяны Морозовой:

1) Зачем нужно было так сажать в лужу «я»-повествовательницу Аню: «Член Союза писателей слово транспАрант через «о» пишет!» Явная ж авторская подножка героине.

2) Зачем так возносить Аниного врага, Андрона. Собственно весь перец рассказа в его находчивости. Получить на документе подпись самого живого Пеле, да так остроумно!..

3) Зачем Аня молчаливо соглашается с общим мнением, что персонально ее от суда спас ее недоброжелатель Андрон. Ведь все-все (и мы) не забыли, что не ее была идея подделать подпись Пеле: «Сидим полночи. Из Интернета выудили нечто, смахивающее на бланк бразильского посольства. Вадик нашел переводчицу с испанского… Принципиально другое – подпись Пеле.

Вот этот Костя и сообразил, что подпись есть на каждой банке бразильского кофе и принес банку. А искала, – для подделки, правда, – подпись в Интернете не Аня, а «мы». И даже то, что текст сочинила Аня, не делает ее крайней. Во-первых, нам не известно, использовала ли она в статье имя Пеле (идея использовать фотографию Боброва в обнимку с Пеле принадлежала Боброву). А во-вторых, она ж всего райтер. Над нею есть юрист, начальник…

4) Зачем Аня и Ленка хорошо относились к Сашке: «Ленка… не смогла его отстоять. Не получилось ни по жизни, ни по правде». Так подробно объяснять, почему тот оказался неспособным к работе, это именно хорошо относиться.

5) Зачем введен Иннокентий со своими ежедневными междугородными звонками не по делу.

Вот Ахиезер и «подсказал» один-единственный ответ на все вопросы.

В стране – период, аналогичный Смутному времени. Все страну предали. Она распалась на – по-ученому – локальные общества (это в которых все знают друг друга лично: шайка, банда, община, фирма – наши; а остальные – чужие и потому источник зла).

Вот перед нами в рассказе одно такое локальное объединение – группа политтехнологов в командировке. На время действия Иннокентия в группе нет. Но он будет, понимай, в другой командировке. Они из одной политтехнологической фирмы. Он беспокоится о своих, советует. Тратится на пересказ новинок – словесных перлов и ляпов.

Сашка тоже был свой, потому и за него нужно было заступаться, как бы он ни был плох.

Своим стал и местный, их руководитель Андрон. Потому допустимо небольшое барахление в – новособранная же – политтехнологической машине. Тем более допустимо, что вон как он отличился – спас группу от суда.

А что на Аню товарищи вешают всю вину… Так сочтемся славою, ведь мы свои же люди, – как сказал поэт. То же и с виной… Да и шутка это – винить Аню. Там же на каждом шагу шутят.

И такие грешки, как грамматический прокол писательницы Ани, нужны для живописания нефункциональных отношений в группе. Своим все сходит.

Тут, по сути, люди не забыли советскую традицию, которая, в свою очередь, помнила сельскую общину. «Известный анекдот о том, что советский человек в отличие от западного в семье обсуждает производственные проблемы, а на производстве – семейные, лишь слегка гипертрофировал реальное состояние жизни тех времен» (Стёпин. Эпоха перемен и сценарии будущего). Потому мы присутствуем при бесконечном балагурстве во время работы и профессиональных разговорах в остальном быту.

Так начинается рассказ.

Тот факт, что они служат непотребному делу даже сплачивает их:

«Неправильность заразна. Точно. Все заразились от Ленки [трудоголика]. Даже начальство в виде Андрона.

А зачем эти блестки остроумия рассеяны по всему рассказу? Чтоб показать, что перед нами некие супермены? Призванные управлять судьбой страны? И достойные этого призвания? Хоть в данном случае данная группа потерпела поражение… Не по их вине.

Да, супермены. И напоказ, и по самоощущению. Только вот и издеваются над собой. По крайней мере, Аня.

Это об их профессиональных разговорах во внеслужебное время. – Ассоциация – с бандитской шайкой, с которой «место встречи изменить нельзя» было.

Продались. И страну продали, не меньше. Ибо они не кто-нибудь, а политтехнологи.

Продались не за кусок хлеба, и даже не масла, а за суперменство.

И все же совесть грызет.

Потому и бесконечные остроты. – Чтоб заглушить эту все незасыпающую совесть.

Но тогда это психологический, нравоописательный очерк, а не рассказ. И имеет он больше познавательную и публицистическую ценность, чем художественную.

Однако зачем тогда это противоречие суперменства с совестливостью, «особой гордости» с переживанием, что политтехнолог – профессия «гадная», зачем это чередование быта и работы?

И когда я так поставил вопрос, мне открылось…

Затем, что профессия эта нормальная, только применяется во вред стране.

Это как тележурналисту Михаилу Леонтьеву задали вопрос, почему коррупция в западных странах не мешает им быть высокоразвитыми, а в России она считается тормозом развития. Так Леонтьев очень просто ответил. В том смысле, что «там» коррупционеры не позволяют себе продавать интересы страны, а «тут» только этой продажей и занимаются. Как в Смутное время. Московские бояре были за Шуйского, потому что он обещал, став царем, не вмешиваться в дела их вотчин. Псков, Новгород, Астрахань и др. вообще под шумок отпали от Московского царства. Парад суверенитетов. Часть страны притворилась подчиненной Лжедмитрию II. Она готова была менять царей ежедневно в надежде на грабеж. За грабеж под любым лозунгом было казачество. Против посадских людей были крестьяне восстания Болотникова. А начиналось все с ненависти к Борису Годунову с его мероприятиями против голода – лишь бы освободиться от власти как таковой.